Летняя рапсодия [Сборник] - Грейс Грин

Она поставила на стол бутылку охлажденного белого вина и тут услышала, как он прошел через холл и направился в кухню.

— Иди сюда, — позвала она.

Шаги его затихли, потом возобновились.

Когда он вошел в столовую, Уитни стояла за стулом возле полированного стола из красного дерева, положив руки на высокую спинку.

Люк переоделся в чистые джинсы и аккуратно выглаженную сине‑фиолетовую рубашку. Он окинул взглядом элегантную комнату с палевыми стенами и палево‑кремовыми занавесями и уставился на красиво сервированный стол. Он поднял брови.

— Какой повод?

— Ничего особенного. Просто я подумала, что, может, разнообразия ради тебе понравится поужинать не по соседству с кухонной раковиной?

— С тех пор как вернулся домой, я здесь ни разу не был… Но сколько воспоминаний связано с этой столовой! — Он подошел ближе. — Именно в этой комнате бабуля учила меня, как надо вести себя за столом. И правило номер один гласило: «Всегда вначале усади дам».

Уитни отступила, чтобы Люк смог отодвинуть для нее стул. На нее повеяло запахом его одеколона, смешанным со свежим запахом мыла. И каким‑то мужским ароматом, присущим только Люку. Волнующая смесь.

— Спасибо.

Ей показалось, что он легонько дотронулся до ее плеча.

На закуску она приготовила свежий зеленый салат, на горячее — острое куриное жаркое, которое она подала со спаржей, морковкой и коричневым рисом.

Люк не сделал ни единого комментария к ее кулинарным достижениям вплоть до самого кофе.

— Как я вижу, моя бабушка научила тебя готовить, — сказал он. — И ты оказалась способной ученицей.

— Догадываюсь, что это комплимент! Но как ты узнал, что именно Крессида учила меня готовить?

— Когда я был ребенком, кухарки в поместье не было, так как бабуля обожала готовить. В числе ее любимых блюд было и куриное жаркое, и, насколько я помню, это блюдо ее собственного сочинения.

— Но разве это не твоя мама… Я думала, что это она обычно…

— О, — он пожал плечами, — она терпеть не могла домашнюю возню. Она вся была в искусстве, музыке, изящном рукоделии… ну знаешь, всякое такое… А бабуля была гораздо более земной, деятельной, буквально вихрь положительно заряженной энергии. И с такой жадностью к жизни! — Он замолчал, а когда заговорил снова, то его голос звучал сдавленно: — Во всяком случае, такой я ее помню.

— Держись за эти воспоминания, Люк, дороже их нет ничего. Даже в самые последние дни она поражала нас. Крессида цеплялась за жизнь с невероятным упорством, а ведь она так страдала!

Уитни прикусила язык, видя отчаяние в глазах Люка. Она чувствовала, как он раскаивается, что не вернулся в поместье Браннигенов раньше. Возможно, они с бабушкой и не помирились бы, но хотя бы были вместе. Теперь уже слишком поздно каяться.

Уитни поспешила переменить тему:

— Когда ты уехал отсюда, то сразу направился в Калифорнию?

Похоже, что Люк тоже был рад оставить неприятный разговор.

— Нет, я поехал в Ванкувер на черном «БМВ», подаренном мне бабушкой на семнадцатилетие. Один из моих старых друзей, Рамон, переехал туда ранее. Я знал, что могу на него рассчитывать.

— А деньги у тебя были?

— Чуть‑чуть… Но я связался с одной компанией, и денег надолго бы мне не хватило. Рамон пригрозил выкинуть меня вон, и это меня отрезвило.

— И что же ты сделал?

— Я получил работу на кухне в отеле «Ванкувер», о которой тебе говорил. И продал машину.

— Ой!

— Ага. — Усмешка блеснула в его глазах. — Вот тебе и «ой». Я выручил за нее неплохие деньги и заплатил депозит за небольшой домик. Потом я устроился на курсы барменов, начал работать в баре отеля. Познакомился с несколькими постоянными посетителями — один из них был преуспевающим биржевым маклером, не без его участия я заинтересовался игрой на бирже. Через семь лет с его помощью и известной долей везения у меня уже был весьма солидный счет в банке. Благодаря высокому спросу на жилье мне удалось очень выгодно продать домик. В тот момент я серьезно собирался вернуться в долину, купить маленький виноградник и «показать бабке»! Глупо, да? Но тут вмешалась судьба в лице Фелиции Оррин.

— Фелиции Оррин?

— Моя жена. Я познакомился с ней в мою самую последнюю смену работы в баре. — Он потряс головой, как будто до сих пор не веря в иронию судьбы. — Она сидела за стойкой бара одна — ее знакомая не пришла. И была не прочь поболтать.

— И наверняка она очень привлекательная? — Ну какая женщина удержалась бы от этого вопроса, словно оправдывая себя, подумала Уитни.

— Темноволосая, яркая и дорого выглядящая — как горький шоколад высшего сорта. Так получилось, что наша встреча произошла в очень подходящее время: одна глава моей жизни закончилась, другая еще не началась, и все это было так дьявольски возбуждающе! Я был жаден до жизни и ночного веселья. Она прилетела из Калифорнии и на следующее утро должна была вернуться обратно. — Он отодвинул от себя чашку с блюдцем. — Короче, когда ее самолет поднялся в небо, я был на нем.

— Она работала?

— Ее дяде Ксавье принадлежал виноградник в долине Напа. Она числилась секретарем в его офисе. Ксавье был симпатичный малый, и к тому же я ему понравился. Он предложил мне место на любой срок.

— Его племяннице ты тоже очень понравился!

— Фелиция была не прочь выйти замуж. Сначала мне не хотелось оседать в Калифорнии, но чем дольше я жил вдали от Изумрудной долины, тем менее реальной она мне начинала казаться. Моя бабушка — единственная живая родственница — меня предала, и я решил, что идея создать новую семью, на которую я смогу опереться, может быть, не так уж и плоха. Так что… мы с Фелицией поженились, и я купил «Горный рай».

— Как давно это было?

— Почти пять лет назад.

— Вы… не хотели иметь детей?

Люк резко отодвинулся на стуле и поднялся на ноги.

— Давай отнесем грязные тарелки на кухню.

Уитни подавила готовое сорваться с губ раздосадованное восклицание. Она явно коснулась болезненной темы, и Люк дал задний ход. Дверь закрылась. Что ж, она сама виновата: у нее нет никакого права задавать такие личные вопросы.

В молчании они перенесли посуду на кухню. Когда Уитни принялась загружать посудомоечную машину, Люк сказал:

— Я пошел в библиотеку. Надо еще поработать с документацией.

— Отлично, — отозвалась Уитни, не оборачиваясь. И через секунду осталась одна.

Она дольше, чем обычно, не ложилась в этот вечер, занимаясь делами, на которые в течение дня у нее не хватало времени из‑за Троя.

К тому времени, как она закончила гладить огромную кучу выстиранной одежды, было уже совсем темно. Уитни знала, что давно пора ложиться спать, а не то на следующее утро она не сможет продрать глаза. Но хотя она и устала, спать не хотелось. Еще нет. Оборвавшийся разговор с Люком не давал покоя.